Глава XV
Заговор
Быть верховным правителем государства, тем более единовластным правителем такой державы, как Россия, и не иметь при этом недоброжелателей и врагов – невозможно. Однако редкий император в истории страны обладал столь ярким талантом наживать врагов как внутри государства, так и за его пределами, в столь короткие сроки – с учетом, что Павел Петрович царствовал немногим более четырёх лет, с ноября 1796 по март 1801 годов. В глазах собственных подданных Павел I довольно быстро стал непопулярным монархом благодаря, с одной стороны, эксцентрическим чертам собственной личности и своеобразным методам управления (нрав «русского Гамлета», как поэтично называли Павла, был странен)( с другой, из-за непопулярных мероприятий в сфере управления.
Российские самодержцы умирали насильственной смертью и после Павла Первого: достаточно вспомнить погибшего в результате покушения Александра II, и расстрелянного вместе с семьёй Николая II (пусть на момент гибели последний уже и не был императором). Однако именно Павел I стал последним императором, кто распрощался с властью в ходе дворцового переворота, трагическая смерть которого и ознаменовала окончание своеобразного периода российской истории, эпохи дворцовых переворотов.
Заговоры против Павла тлели все годы его правления. Современники объясняли цареубийство 11 марта 1801 года сословной политикой Павла I: нарушением статей «Жалованной грамоты» 1785 года, репрессиями против офицерского корпуса, политической нестабильностью в стране, ослаблением гарантий дворянских свобод и привилегий, разрывом дипломатических отношений с Англией.
В 1800 году стал сплетаться заговор, в конце концов, стоивший императору жизни. Общая численность заговорщиков достигала 60 человек, хотя о заговоре знало, конечно, большее число лиц. Интересно, что сановная аристократия (за редким исключением), как и рядовой состав гвардейских полков, не приняла участия в заговоре.
Главную роль в нем играли племянник воспитателя Павла Первого, Никиты Ивановича Панина, граф Никита Петрович Панин, основатель Одессы, адмирал Осип Михайлович де Рибас и граф Петр Алексеевич фон дер Пален.
Видимо, Панин был идейным вдохновителем заговора. В письме Марии Федоровне он признается в той видной роли, которую сыграл в событиях 11 марта, и указывает на мотивы своего участия в них, из которых главнейший – «ему не за что быть признательным». Именно Панин попытался привлечь к заговору Великого князя Александра. Саксонский резидент в Петербурге К. Ф. Розенцвейг, ссылаясь на устные свидетельства самого Панина, сообщал, что тот осенью 1800 года начал тайные переговоры с князем Александром о введении регентства по примеру Англии, где наследный принц, парламент и кабинет министров контролировали безумного короля Георга III. Уже после прихода к власти Александра I шведский посол в России Стедингк докладывал своему правительству: «Панинский проект революции против покойного императора был в известном смысле составлен с согласия ныне царствующего императора и отличался большой умеренностью. Он задавался целью отнять у Павла правительственную власть, оставив ему, однако, представительство верховной власти, как мы это видим в Дании». По сведениям Чарторыйского, наследник обсуждал даже детали такого плана: «Павел должен был бы по прежнему жить в Михайловском дворце и пользоваться загородными царскими дворцами… Он [Александр] воображал, что в таком уединении Павел будет иметь все, что только может доставить ему удовольствие, и что он будет там доволен и счастлив».
Но Панин в ноябре 1800 года отправился в ссылку, Рибас в начале декабря внезапно умер. Кстати, ходили слухи, что адмирала отравили заговорщики, боявшиеся, что известный своим коварством основатель Одессы решит выдать их планы Павлу. Остался один петербургский военный губернатор Пален, и, надо отдать ему должное, он мастерски справился со своим делом. Столь разветвленного и блестяще организованного заговора, осуществившегося к тому же целиком по задуманному плану, Россия, кажется, еще не знала. Многие детали паленовского предприятия до сих пор покрыты мраком.
Один из главных участников и свидетелей цареубийства генерал Левин Август Теофил фон Беннигсен утверждает. «Граф Панин и генерал де Рибас были первыми, составившими план этого переворота. Последний так и умер, не дождавшись осуществления этого замысла, но первый не терял надежды спасти государство. Он сообщил свои мысли военному губернатору, графу Палену. Они еще раз говорили об этом великому князю Александру и убеждали его согласиться на переворот, ибо революция, вызванная всеобщим недовольством, должна вспыхнуть не сегодня завтра, и уже тогда трудно будет предвидеть ее последствия».
Никита Петрович Панин проектировал ввести регентство над "сумасшедшим" Павлом, причем регентом над "помешавшимся" отцом должен был быть воспитанный швейцарским масоном Лагарпом в республиканском духе, Александр. То есть дворянство и масоны не желали считаться с введенным Павлом I законом о престолонаследии и возвращались к утвердившейся после Петра практике возведения на Престол Государей устраивающих дворянство.
Александр сперва отверг предложение, затем, поддавшись убеждениям, обещал обратить на него внимание и обсудить дело. (Его брат, великий князь Константин, оставался до последнего момента непосвященным.)
После удаления Павлом Никиты Панина из Петербурга во главе заговора становится прибалтийский немец Пален, втершийся в доверие к Павлу. Пален стремится уже не к установлению регентства и даже не к свержению Павла, а ставит целью заговора убийство Павла I.
Пален взял на себя функции «технического» руководителя заговора. Именно он разработал план, подобрал нужных людей. После удаления Панина он вел переговоры с Александром. Пален все чаще устрашает наследника опасной перспективой собственного будущего: дескать, все более явное безумие императора поставит перед Александром дилемму – либо престол, либо заточение и даже смерть. В конце концов «удалось пошатнуть его сыновнюю привязанность и даже убедить его установить средства для достижения развязки, настоятельность которой он сам не мог не сознавать». Однако Александр потребовал у Палена предварительного клятвенного обещания, что не будет покушения на жизнь отца. «Я дал ему слово: я не был настолько лишен смысла, чтобы внутренно взять на себя обязательство исполнить вещь невозможную; но надо было успокоить щепетильность моего будущего государя, и я обнадежил его намерения, хотя был убежден, что она не исполнится. Я прекрасно знал, что надо завершить революцию или уже совсем не затевать ее, и что если жизнь Павла не будет прекращена, то двери его темницы скоро откроются, произойдет страшнейшая реакция».
Мотивы Палена – сохранить свое положение, что при непостоянном характере Павла I было мудрено. Что касается участия в заговоре английского посла лорда Уитворта, то оно выразилось в щедром финансировании этого предприятия. Многие видели у Палена золото в гинеях. В марте 1801 года, играя в карты, Пален поставил 200 тысяч рублей золотом. Для скромного курляндского дворянина, пусть и достигшего высот власти, это огромные деньги.
Пален, по характеристике Ростопчина, был настоящий демон интриги и истинный сын Маккиавелли. И, действительно, читая циничные признания Палена о том, как он обманывал Павла, Императрицу, сыновей Павла, видишь, что этот человек совершенно лишен совести. Не лучше были в нравственном отношении и другие участники заговора. Каждый из них по справедливой оценке Ростопчина "заслуживал быть колесованным без суда".
1 октября 1797 года Пален так распинался в своей преданности Павлу I: "...уведомился он о всемилостивейшем помещении его на высочайшей службе, просил удостоить принять подобострастное приношение живейшей благодарности и купно всепреданнейшего уверения, что он жизнь свою по гроб посвящает с радостью высочайшей службе и для того перед лицом его, Государя, повергает себя к освященным стопам Его Величества".
А после убийства Павла, получивший от Павла I графское достоинство, Пален цинично заявлял, что "за что другое, а за это сумею дать отчет Богу".
По утверждению Палена, он сыграл на «романтическом характере» императора, убедив его великодушно простить всех опальных лиц. Трудно сказать, как обстояло дело в реальности, но 1 ноября 1800 года последовал указ, дозволявший «всем выбывшим из службы, или исключенным… вступить в оную». В результате Платон и Валериан Зубовы получили назначение на посты директоров 1 го и 2 го Кадетских корпусов, а Николай Зубов стал шефом Сумского гусарского полка.
Беннигсен приехал в Петербург «по своим делам», где уже находились или прибыли другие участники заговора, преимущественно из офицеров. Сроком исполнения сперва избрали Пасху – 24 марта 1801 года. Потом перенесли его на 15 е, а узнав о намерении Павла уволить Палена в отставку с заменой Аракчеевым, остановились на 11 марта.
По свидетельству Палена, он встретился с царем 7 марта, чтобы по обыкновению доложить о состоянии столицы. Тот был весьма озабочен, серьезен, запер дверь и, молча, посмотрев на него минуты две, спросил внезапно, был ли тот здесь в 1762 году. После утвердительного ответа Павел поинтересовался, участвовал ли сановник в заговоре, лишившем его отца престола и жизни. Пален сказал, что тогда был очень молод и являлся свидетелем переворота, а не действующим лицом, и, в свою очередь, захотел узнать о причине расспросов. Царь ответил ссылкой на намерения повторить 1762 год. Пален якобы подтвердил такую догадку и даже сообщил о личном участии в заговоре, дабы узнать подлинные намерения причастных лиц. Затем добавил: «Но не беспокойтесь – вам нечего бояться: я держу в руках все нити заговора, и скоро все станет вам известно. Не старайтесь проводить сравнений между вашими опасностями и опасностями, угрожавшими вашему отцу. Он был иностранец, а вы русский; он ненавидел русских, презирал их и удалял от себя, а вы любите их, уважаете и пользуетесь их любовью». Император согласился, но советовал, «не дремать».
«На этом наш разговор, – продолжает Пален, – и остановился, я тотчас написал про него великому князю, убеждая его завтра же нанести задуманный удар; он заставил меня отсрочить его до 11 го дня, когда дежурным будет 8 й батальон Семеновского полка, в котором он был уверен еще более, чем в других остальных. Я согласился на это с трудом и был не без тревоги в следующие два дня».
11 марта в 22 часа Павел принимает пажей 1 –го кадетского корпуса (начальник Платон Зубов). Сменяется караул, вызвавшие недовольство императора конногвардейцы (полк не задействован в заговоре, лоялен по отношению к Павлу) покидают замок. Царь отправляется в свою опочивальню. Некоторое время он молится пред иконой в прихожей. Затем лейб медик Гриве дает Павлу какое то лекарство. Двери закрываются. Император по потайной лестнице спускается к своей любовнице Гагариной. Покои княгини находились под его личными апартаментами, к ней вела особая лестница. У Гагариной он составил записку хворающему – очевидно, «дипломатически» – военному министру Х.А. Ливену: «Ваше нездоровье затягивается слишком долго, а так как дела не могут быть направляемы в зависимости от того, помогают ли вам мушки, или нет, то вам придется передать портфель военного министерства князю Гагарину». Это был подарок мужу любовницы.
Однако бумага по назначению не дошла. То был последний документ, подписанный Павлом. Через час, к полуночи, он поднялся к себе…