ГЛАВА III

Образ Павла Первого

 

Современники относились к Павлу I, как к настоящему стихийному бедствию. Люди просвещенного 19-го века видели в нем ходячий анекдот. До сих пор историки никак не могут определиться с его ролью в истории Российского государства. Одни считают его психически не вменяемым человеком, другие считают, что он создал военно-полицейскую диктатуру, третьи считают умным и способным человеком, который просто действовал сообразно имевшимся обстоятельствам. Но все вместе думают, что его причуды так или иначе не выходили за рамки принятых в то время нравов и обычаев…
Необходимо подойти с очень большой осторожностью к мнению тех современников Павла, которые стремятся изобразить его сумасбродным деспотом, почти сумасшедшим человеком, унаследовавшим эти черты своей натуры от своего отца. Мы знаем, как произвольно русские историки обращались с нравственным обликом русских царей. Основным мерилом личности русских царей для них служат не объективные свидетельства современников и факты их государственной деятельности, а политическая позиция историка. Цари, деятельность которых приносила благо русскому народу, клеймятся обычно "деспотами", "сумасшедшими", "Николаями Палкиными", или "Николаями Кровавыми". Положительную оценку от русской интеллигенции получают такие правители, которые как Петр I и Екатерина II, вели Россию вперёд, при этом разрушая устои самобытной русской государственности. Поэтому надо с большой осторожностью разобраться в правильности установившегося взгляда, что Павел с детства обладал деспотическим характером и признаками душевной неуравновешенности.
Пользоваться «павловскими анекдотами» надо проверяя их подлинность там, где возможно. Кроме реальных историй ему охотно приписывали десятки недействительных или сомнительных.
Вот некоторые примеры.
«Полк, в Сибирь марш!» – этот знаменитый рассказ о воинской части, шагавшей в ссылку до известия о гибели императора, вероятно, соединяет две разные истории. Прежде всего это опала, которой по разным причинам подвергся конногвардейский полк: «Дух нашего полка постарались представить в глазах государя как искривление опасное, как дух крамольный, пагубно влияющий на другие полки». Наиболее суровой репрессивной мерой был арест командира полка и шести полковников, за «безрассудные их поступки во время маневров». В этот период полк был «изгнан в Царское Село». Как утверждает Д. Н. Лонгинов, «во время этой расправы было произнесено (Павлом) среди неистовых криков слово «Сибирь». В тот же день полк выступил из Петербурга, но еще недоумевали и не знали, куда идут, пока не расположились в Царском Селе».
Таким образом, произнесено «Сибирь», но шагать только до Царского Села; возможно, что оскорбительная угроза отложилась в памяти очевидцев и в будущем заострила описание события. С этим рассказом, вероятно, соединился другой: о казаках, отправленных на завоевание Индии и возвращенных с Востока сразу же после смерти Павла. И вот из одной поздней работы в другую проходят «полк в Сибирь…». Но не было такого полка!
Другая знаменитая история: на бумагу, содержавшую три разноречивых мнения по одному вопросу, Павел будто бы наложил бессмысленную резолюцию «Быть по сему», т. е. как бы одобрил все три мнения сразу. Однако М. В. Клочков, исследовавший вопрос в начале XX в., нашел этот документ. Там действительно были три мнения: низшей инстанции, средней и высшей – Сената. Резолюция Павла, естественно, означала согласие с последней.
В реальности были императорские указы, касавшиеся несущественных бытовых мелочей жизни рядовых подданных:
- Указ о запрете ношения круглых шляп, жилетов, фраков и башмаков с лентами;
- Указ о непременном гашении в домах света ровно в 9 часов вечера;
- Указ о запрещении носить бакенбарды;
- Указ о запрещении носить прическу с тупеем (локоном), опущенным на лоб;
- Указ о запрещении танцевать непристойный танец вальс;
- Указ о запрещении кучерам кричать и материться во время езды;
- Указ о запрещении употреблять в речи и на письме слова "клуб", "совет", "представитель", "гражданин";
- Указ о запрещении ввоза иностранных книг и торговли теми, которые уже имеются.
Но сумасшедшим неадекватным импровизатором Павел не был никогда. Просто он свято верил в волшебную силу своей императорской воли. Деспотический произвол Павла Первого виден довольно отчетливо во многих других анекдотах, что подтверждаются проверкой:
Получив доклад о злоупотреблениях в Вятке, 12 апреля 1800 г. «государь отрешил от должности всех чиновников Вятской губернии». Позже несколько смягчился и помиловал сравнительно невиновную Казенную палату, а также некоторых лиц, только что вступивших в службу.
Шведский посол в России Стедингк в своих мемуарах рассказывает, как во время одного празднества «император прошептал что-то на ухо Нарышкину. Того спросили: что сказал государь? «Мне сказали: Дурак», – отвечал обер-гофмаршал». На другой день Павел попытался объяснить послу, что он разгневался на Нарышкина из-за дурного устройства праздника. Стедингк, однако, похвалил праздник и, между прочим, сказал, что Нарышкин – лицо очень важное (un ties-grand seigneur). При этих неосторожно вырвавшихся словах лицо императора переменилось, и, повысив голос, он произнес следующую примечательную фразу: «Господин посол, знайте, что в России нет важных лиц, кроме того, с которым я говорю и пока я с ним говорю».
 Каковы были основные черты характера Павла, прежде чем тяжелая, ненормальная жизнь, которая досталась на его долю, подорвала его душевные силы?
Многие из знавших близко Павла I лиц, единодушно отмечают рыцарские черты его характера.
Княгиня Ливен утверждает, что: "В основе его характера лежало величие и благородство — великодушный враг, чудный друг, он умел прощать с величием, а свою вину или несправедливость исправлял с большой искренностью".
В мемуарах А. Н. Вельяминова-Зернова, мы встречаем такую характеристику нравственного облика Павла Первого: "Павел был по природе великодушен, открыт и благороден; он помнил прежние связи, желал иметь друзей, и хотел любить правду, но не умел выдерживать этой роли. Должно признаться, что эта роль чрезвычайно трудна. Почти всегда под видом правды говорят царям резкую ложь, потому что она каким-нибудь косвенным образом выгодна тому, кто ее сказал". Де Санглен в своих мемуарах пишет, что: "Павел был рыцарем времен протекших".
Как свидетельствует в своих воспоминаниях Саблуков, Павел знал в совершенстве языки: славянский, русский, французский, немецкий, имел некоторые сведения в латинском, был хорошо знаком с историей и математикой; говорил и писал весьма свободно и правильно на упомянутых языках.
«Император был небольшого роста, черты лица его были уродливы за исключением глаз, которые были очень красивы и выражение их, когда он не был в гневе, обладали исключительной мягкостью и привлекательностью.
Он обладал прекрасными манерами и был очень любезен с женщинами, он обладал литературной начитанностью и умом бойким и открытым, склонен был к шутке и веселью, любил искусство, французский язык и литературу знал в совершенстве.
Его шутки никогда не носили дурного вкуса и трудно себе представить, что-либо более изящное, чем краткие, милостивые слова, с которыми он обращался к окружающим в минуты благодушия».
Это описание Павла, принадлежащее княгине Дарье Христофоровне Ливен, как и многие другие отзывы знавших его людей, не очень вписываются в известный нам образ неумного, истеричного, жестокого деспота. Деспоты по натуре, как известно, не любят детей и не умеют искренне веселиться. Княгиня же Ливен указывает, что Павел охотно играл с маленькими воспитанницами Смольного института и, играя с ними, веселился от всей души.