Глава XVIII
Императрица Мария Федоровна после убийства
императора Павла Первого
Императрица Мария Федоровна с отвращением относилась ко всем тем, кто принимал участие в убийстве ее супруга. Она преследовала этих людей неустанно, и ей удалось удалить всех, устранить их влияние и положить конец карьере.
Беннигсену было поручено командование в осиротевшем замке, а Палену — сообщить о случившемся вдовствующей императрице.
Мария Федоровна не спала в эту ночь.
Беннигсен: «Когда вошел Пален, она молча выслушала его, а потом, придя в сильнейшее негодование, открыто высказалась, что не верит в естественную смерть своего супруга. Она грозила убийцам своею местью и самыми ужасными наказаниями. Она требовала, чтобы ее пустили к телу супруга. Так как ей ответили решительным отказом, то она поспешила к своей невестке, супруге Александра I, отныне императрице Елизавете».
Вместе с Елизаветой и дочкой Анной Мария Федоровна делает отчаянную попытку проникнуть в спальню мужа. К. М. Полторацкий, расположившийся с караулом рядом с опочивальней, рассказывал: «Императрица Мария вошла и сказала мне ломаным русским языком: «Пропустите меня к нему». Повинуясь машинальному инстинкту, я отвечал ей: «Нельзя, ваше величество». — «Как нельзя? Я еще государыня, пропустите». — «Государь не приказал». — «Кто, кто?» Она вспылила, неистово отталкивая, схватила меня за шиворот, отбросила к стене и бросилась к солдатам. Я дал им знак скрестить штыки, повторяя: «Не велено, ваше величество». Она горько зарыдала. Императрица Елизавета и великая княгиня Анна, которые ее сопровождали, захлопотали около нее. Принесли стакан воды; один из моих солдат, боясь, как бы вода не была отравлена, отпил первым и подал ее величеству, говоря: «Теперь вы можете пить». Она выпила воды и вернулась в свои покои (этот солдат Перекрестов теперь офицер при великом князе Михаиле)».
«Императрица Мария Федоровна у запертой двери заклинала солдат, обвиняла офицеров, врача, который к ней подошел, всех, кто к ней приближался, — она была в бреду, — писала Елизавета в письме к матери. — ...Я просила совета, говорила с людьми, с которыми, может быть, никогда в жизни не буду говорить, заклинала императрицу успокоиться, я делала тысячи вещей одновременно, я приняла сто решений».
«Когда генерал Беннигсен пришел к ней, чтоб от имени нового императора просить ее следовать за ним, она воскликнула: «Кто император? Кто называет Александра императором?» На что Беннигсен ответил: «Голос нации». Она ответила: «Я его не признаю», — и, так как генерал промолчал, она тихо добавила: «Пока он мне не отчитается за свое поведение...» Беннигсен снова предложил ей отправиться в Зимний дворец, и молодая императрица поддержала его предложение. Однако императрица приняла это с большим неудовольствием и накинулась на нее со словами: «Что вы мне говорите, не я должна повиноваться! Повинуйтесь, если желаете».
Беннигсен: «Тщетно я склонял ее к умеренности, говоря ей об ее обязанностях по отношению к народу, об обязанностях, которые должны побуждать ее успокоиться, тем более после подобного события следует всячески избегать всякого шума... Я боялся, что если императрица выйдет, то ее крики могут подействовать на дух солдат, как я уже говорил, весьма привязанных к покойному императору. На все эти представления она погрозила мне пальцем со следующими словами, произнесенными довольно тихо: «О, я вас заставлю раскаяться».
Т. Бернгарди: «Так как она решительно отказывалась покинуть Михайловский дворец, не увидев бездыханного трупа своего супруга, то Беннигсен велел доложить молодой императрице, в каком положении дело, и получил приказание исполнить желание вдовствующей императрицы, если это не грозит никакой опасностью. Тогда Беннигсен просил у государя прислать на помощь Палена, и, когда перед оскорбленной императрицей вторично появился этот опасный временщик и предатель ее мужа, она опять вышла из себя, и разыгралась новая сцена.
Она осыпала его упреками; все взрывы ее гнева он принял с величайшей холодностью, даже объявил с циничной откровенностью, что знал обо всем и все случившееся оправдывается тем, что этого требовало благо государства и даже безопасность императорской семьи.
Императрица должна утешиться, подчинившись требованиям политики и голосу рассудка. Так как, однако, его грубое красноречие осталось без успеха, то он поспешил удалиться, чтобы сообщить обо всем своему новому государю. Наконец, она обещала овладеть собою, если ей покажут бездыханное тело, позвала дочерей. Как только она вступила в злополучную комнату, где теперь лежал на постели покойный государь в гвардейском мундире, она громко вскрикнула, бросилась на колени перед кроватью и целовала руки своего супруга. Потом она попросила ножницы, обрезала прядь волос государя и заставила свою дочь сделать то же самое. Наконец, императрица, по-видимому, хотела удалиться, но вдруг обернулась, велела своим дочерям идти, еще раз в отчаянии бросилась перед кроватью на колени и воскликнула: «Я хочу быть последней!» Вернувшись в свое помещение, прежде чем отправиться в Зимний дворец, она облеклась в глубокий траур».
«Ее горе долгое время было невыразимым... Она непременно хотела узнать всех убийц своего супруга; сама расспрашивала о них раненого камер-гусара, которого осыпала благодеяниями».