ГЛАВА IV
Первый брак Павла I
Казалось бы, достигнув совершеннолетия, великий князь-наследник, не претендуя ни на что большее, был бы вправе рассчитывать на приобщение хотя бы к текущим политическим и административным делам. Однако Екатерина II упорно не допускала его к повседневной деятельности высших государственных учреждений и, невзирая на его просьбы, не привлекла его даже к участию в образованном в 1769 г. Совете — совещательного органа при ее особе. Иногда, правда, Павлу разрешалось присутствовать при чтении императорской почты. Как правило, она избегала делиться с ним и своими многочисленными проектами в области внутреннего устройства государства и внешнеполитического курса, опасаясь к тому же натолкнуться на противодействие великого князя как сторонника совсем иной системы взглядов на внутренние и внешние дела.
Павел так и остался вечным наследником. Он был произведен в генерал-адмиралы и формально возглавлял морское ведомство. Но главным лицом в адмиралтействе стал придворный дипломат Иван Григорьевич Чернышев. Именно он объявлял императорские повеления.
Екатерина не ввела сына, не смотря на его просьбы, в Совет при высочайшем дворе, где обсуждались важнейшие вопросы внутренней и внешней политики. В лучшем случаи ему разрешалось присутствовать при чтении писем. Когда в 1783 году она завела с ним откровенный разговор о занятии Крыма и отношениях с Польшей, Павел был удивлён. Он настолько не привык к такому обращению, что был крайне поражен и, записав разговор с матерью, заметил:
«Первая доверенность мне многоценна, первая и удивительная».
Продолжения не последовало. Императрица видела, что сын не склонен следовать ее реформам, к тому же она не без основания подозревала его в связи с масонами при посредстве известного просветителя Новикова и архитектора Баженова, и с прусским королем-масоном и врагом Екатерины Фридрихом Вильгельмом, а для нее это представляло, прежде всего, вмешательство иностранцев в российские дела.
Нечего и говорить, что Павел с его тонкой нервной организацией и легкой возбудимостью, с верой в свое особое предназначение, крайне болезненно переживал и вынужденную бездеятельность, и ущемление своих великокняжеских и просто человеческих прав.
20-го сентября 1772 года Павлу исполнилось восемнадцать лет, но в его положении абсолютно ничего не изменилось. Если не считать того события, что в сентябре 1773 года Екатерина женила сына на выбранной для него принцессе Вильгельмине Гессен-Дармштадтской.
После долгих поисков свой выбор императрица Екатерина II остановила на двух кандидатурах: Софии-Доротеи Вюртембергской и Вильгельмины Гессен-Дармштадтской. Но Софии только исполнилось тринадцать лет, а Екатерине срочно нужен был наследник, поэтому императрица была вынуждена остановить свой выбор на трёх принцессах Гессен-Дармштадтских. Это обстоятельство не радовало императрицу. В письме своему посланнику Ассебургу она писала:
“Принцессу Вильгельмину Дармштадтскую мне описывают, особенно со стороны доброты сердца, как совершенство природы; но помимо того, что совершенства, как мне известно, в мире не существует, вы говорите, что у неё опрометчивый ум, склонный к раздору. Это в соединении с умом её сударя-батюшки и с большим количеством сестёр и братьев, частью уже пристроенных, а частью ещё ожидающих, чтобы их пристроили, побуждает меня в этом отношении к осторожности. Однако я прошу вас взять на себя труд возобновить ваши наблюдения”.
Среди документов министерства юстиции более столетия хранился в запечатанном пакете любопытный дневник 19-летнего великого князя, будущего Павла I. Дневник молодого человека, записывающего (в июне 1773 г.) свои переживания, свою «радость, смешанную с беспокойством и неловкостью» при ожидании невесты, «которая есть и будет подругой всей жизни… источником блаженства в настоящем и будущем». Прощаясь с холостой жизнью, юноша грустит, что отныне исчезнут его беспечные отношения с кружком старых друзей, и «не находит слов», когда мать представляет ему ландграфиню Гессен-Дармштадтскую и ее дочерей: Павлу, как Парису, предлагают выбрать одну из трех гессенских принцесс, привезенных на смотрины.
Расставшись с ними, великий князь первым делом отправляется к любимому наставнику графу Никите Ивановичу Панину – узнать, как он, Павел, себя вел и доволен ли им Панин. «Он сказал, что доволен, и я был в восторге. Несмотря на свою усталость, я все ходил по моей комнате, насвистывая и вспоминая виденное и слышанное. В этот момент мой выбор почти уже остановился на принцессе Вильгельмине, которая мне больше всех нравилась, и всю ночь я ее видел во сне».
Наивные, сентиментальные излияния, типичные для просвещенного молодого человека 1770-х годов. Судя по этому и некоторым другим документам, наследник не склонен к цинизму и таким образом уже бросает известный вызов весьма развращенному екатерининскому двору.
Фридрих II, король Пруссии, желал этого брака, он уговорил ландграфиню Каролину на поездку в Россию, убедив, в важности этого брака для Пруссии.
Первая жена великого князя Павла Петровича великая княгиня, цесаревна Наталья Алексеевна (урождённая принцесса Августа-Вильгельмина-Луиза Гессен-Дармштадтская) родилась 14 (25) июня 1755 года в Дармштадте. Она была пятым ребёнком и четвёртой дочерью в многодетной семье ландграфа Людвига IX Гессен-Дармштадтского (1719-1790) и его первой супруги Генриетты-Каролины, урождённой принцессы Цвайбрюкен- (1721-1774). Девочка воспитывалась под строгим присмотром матери, прозванной «великой ландграфиней», достойной и образованной женщины, в доме которой бывали Гёте, Гердер и другие Биркенфельдской знаменитости того времени. Уже в юные годы девушка отличалась незаурядным умом, сильным характером и пылким темпераментом.
В октябре 1772 года Екатерина II писала Никите Ивановичу Панину:
“У ландграфини, слава богу, есть ещё три дочери на выданье; попросим её приехать сюда с этим роем дочерей; мы будем очень несчастливы, если из трёх не выберем ни одной, нам подходящей. Посмотрим на них, а потом решим. Дочери эти:
Амалия-Фредерика – 18-ти лет; Вильгельмина – 17-ти;
Луиза – 15-ти лет…
Не особенно останавливаюсь я на похвалах, расточаемых старшей из принцесс Гессенских королём прусским, потому что я знаю и как он выбирает, и какие ему нужны, и та, которая ему нравится, едва ли могла бы понравиться нам. По его мнению – которые глупее, те и лучше: я видала и знавала выбранных им”.
Наметив одну из трёх незамужних дочерей ландграфа Людвига Гессен-Дармштадтского в супруги великому князю Павлу Петровичу, Екатерина II пригласила в 1773 году ландграфиню с дочерьми в Петербург, чтобы великий князь мог сам выбрать себе из них невесту. За ландграфиней Каролиной и её дочерьми Екатерина отправила три фрегата. Одним из них командовал граф Андрей Разумовский. Встреча цесаревича с тремя принцессами произошла в Гатчине 15 июня 1773 года. Павел выбрал Вильгельмину и этот выбор был одобрен Екатериной II. Императрица писала:
“Мой сын с первой же минуты полюбил принцессу Вильгельмину, я дала ему три дня сроку, чтобы посмотреть, не колеблется ли он, и так как эта принцесса во всех отношениях превосходит своих сестёр… старшая очень кроткая; младшая, кажется, очень умная; в средней все нами желаемые качества: личико у неё прелестное, черты правильные, она ласкова, умна; я ею очень довольна, и сын мой влюблён…”
Непременным условием бракосочетания было принятие принцессой православия; наставление Вильгельмины проходило под руководством архиепископа Московского Платона. 27 июня 1773 года герцогиня Каролина и три её дочери были удостоены ордена Святой Екатерины, а 15 августа того же года совершилось миропомазание принцессы Вильгельмины, принявшей имя Натальи Алексеевны с титулом великой княжны.
На следующий день, 16 августа, состоялось её обручение с великим князем Павлом Петровичем, а торжественное бракосочетание прошло 29 сентября 1773 года в Казанском соборе Петербурга. В день миропомазания Натальи Алексеевны гофмейстериной к ней была назначена графиня Екатерина Михайловна Румянцева, супруга фельдмаршала, в тот же день пожалованная статс-дамой. Фрейлинами были княжна Евдокия Михайловна Белосельская и Прасковья Ивановна Леонтьева.
Обряд “высокобрачного сочетания” совершил архиепископ Псковский и Рижский Иннокентий (Нечаев).
По случаю бракосочетания великого князя Павла Петровича (будущего Павла I) императрица Екатерина II жалует графу Никите Ивановичу Панину:
Звание первого класса в ранге фельдмаршала, с жалованьем и столовыми деньгами;
4512 душ в Смоленской губернии;
3900 душ в Псковской губернии;
Сто тысяч рублей на заведение дома;
Серебряный сервиз в 50 тысяч рублей;
25 тысяч рублей ежегодной пенсии сверх получаемых им 5 тысяч рублей;
Ежегодное жалованье по 14 тысяч рублей;
Любой дом в Петербурге;
Провизии и вина на целый год;
Экипаж и ливреи придворные".
Трудно представить, что эти подарки, эти фантастические ценности - форма немилости, желание откупиться, намек на то, чтобы одариваемый не вмешивался не в свои дела.
Шестьдесят лет спустя, в сибирской ссылке, декабрист Михаил Александрович Фонвизин, племянник писателя, генерал, герой 1812 года, записал свои интереснейшие воспоминания. Он писал о якобы имевшем место заговоре братьев Паниных с целью воцарения Павла, раскрытом из-за предательства секретаря Панина, Бакунина. Между прочим, он ссылался на рассказы своего отца - родного брата автора "Недоросля":
«Мой покойный отец рассказывал мне, что в 1773 году или в 1774 году, когда цесаревич Павел достиг совершеннолетия и женился на дармштадтской принцессе, названной Натальей Алексеевной, граф Н. И. Панин, брат его, фельдмаршал П. И. Панин, княгиня Е. Р. Дашкова, князь Н. В. Репнин, кто-то из архиереев, чуть ли не митрополит Гавриил, и многие из тогдашних вельмож и гвардейских офицеров вступили в заговор с целью свергнуть с престола царствующую без права Екатерину II и вместо нее возвести совершеннолетнего ее сына. Павел Петрович знал об этом, согласился принять предложенную ему Паниным конституцию, утвердил ее своею подписью и дал присягу в том, что, воцарившись, не нарушит этого коренного государственного закона, ограничивающего самодержавие...»
При графе Панине были доверенными секретарями Д. И. Фонвизин, редактор конституционного акта, и Бакунин (Петр Васильевич), оба участника в заговоре. Бакунин из честолюбивых, своекорыстных видов решился быть предателем. Он открыл любовнику императрицы Г. Орлову все обстоятельства заговора и всех участников - стало быть, это сделалось известным и Екатерине.
Она позвала к себе сына и гневно упрекала ему его участие в замыслах против нее. Павел испугался, принес матери повинную и список всех заговорщиков. Она сидела у камина и, взяв список, не взглянув на него, бросила бумагу в камин и сказала: "Я не хочу знать, кто эти несчастные". Она знала всех по доносу изменника Бакунина. Единственною жертвою заговора была великая княгиня: полагали, что ее отравили или извели другим образом... Из заговорщиков никто не погиб. Екатерина никого из них не преследовала. Граф Панин был удален от Павла с благоволительным рескриптом, с пожалованием ему за воспитание цесаревича 5 тысяч душ и остался канцлером... Над прочими заговорщиками учрежден тайный надзор»
Мы не знаем, так ли это было. Иных свидетельств не осталось. Однако шансы на захват престола Павлом оценивались при дворе скептически. Прусский посол Евстафий фон Герц докладывал Фридриху II: «Можно быть уверенным, что он никогда не склонится к перевороту, никогда никаким, даже самым косвенным образом не будет ему способствовать, даже если бы недовольные, в коих нет недостатка, затеяли таковой в его пользу».
Первое время после свадьбы настроение царственной семьи было самое радостное. Павел был увлечён своей молодой супругой, счастлив и доволен и, казалось, отрешился от присущей ему подозрительности. «Я обязана великой княгине возвращением мне сына», - говорила Екатерина, называя свою невестку «золотой женщиной». Но скоро картина меняется, и отзывы Екатерины о Наталье Алексеевне уже гораздо менее восторженны. В 1774 году императрица пишет Гримму:
«Великая княгиня постоянно больна, и как же ей не быть больной! Всё у этой дамы доведено до крайности: если она гуляет пешком, то двадцать вёрст, если танцует, то двадцать контрдансов и столько же менуэтов, не считая аллемандов; чтобы избегнуть жары в комнатах, их вовсе не топят; если кто-нибудь трёт себе лицо льдом, то у нас всё тело становится лицом, одним словом, середина во всём далека от нас. Опасаясь злых, мы не доверяем целой земле и не слушаемся ни хороших, ни дурных советов. До сих пор нет ни добродушия, ни осторожности, ни благоразумия во всём этом, во всём одно вертопрахство. И Бог знает, что из этого будет, так как никого не слушают и всё хотят делать по-своему. Спустя полтора года и более мы ещё не говорим по-русски, хотим, чтобы нас учили, но не хотим быть прилежными. Долгов у нас вдвое, чем состояния, а едва ли кто в Европе столько получает»
Этот строгий отзыв Екатерины объясняется столкновением двух честолюбий – её и великой княгини. А Наталья Алексеевна была честолюбива.
«Она всех честолюбивее - говорила Екатерина, – кто не интересуется и не веселится ничем, того заело честолюбие, это неизменная аксиома!»
Характер великой княгини верно был обрисован и Ассебургом и иностранными резидентами при русском дворе: «Серьёзная и сосредоточенная, равнодушная к свету, с сердцем гордым, холодным и нервным», с «большою неровностью и крутостью нрава», она с любопытством присматривалась ко двору Екатерины, мало видела там назидательного для себя и не сумела снискать популярности ни в обществе, ни в народе. Английский посланник Д.Харрис отмечал, что она, пользуясь своим влиянием на мужа, «управляла мужем деспотически, не давая себе даже труда выказать малейшей к нему привязанности», держала его в отдалении от всех, кроме избранного круга её собственных друзей, и не думала следовать инструкциям Екатерины.
В свою очередь, сама она поддалась влиянию графа Андрея Разумовского, лучшего друга великого князя Павла Петровича, человека обворожительного, но без всяких принципов, который злоупотреблял беспредельным доверием Павла Петровича и к тому же стал орудием политических интриг при «малом дворе».
Подозрительность Екатерины быстро росла; ей не стоило труда вызвать её и в великом князе. Семейное счастье его было нарушено. Павел Петрович был доволен супругой, но отношения с Екатериной у великой княгини не складывались. «Малый двор» развлекался французской поэзией, театром, но больше всего политическими интригами против Екатерины II. Во главе этих увлечений стояла Наталья Алексеевна. Воспитанная в Европе в свободном духе, она проявляла самостоятельность в высказываниях, придерживаясь либеральных идей и даже порой выступала за освобождение крестьян.
Это не нравилось государыне. Екатерина II дала понять Павлу Петровичу, что недовольна поведением его супруги и её близостью с графом Разумовским.
Одновременно императрицу беспокоило состояние здоровья великой княгини. Кроме того, та состояла в браке уже четыре года, но наследника всё не было.
Екатерина II опасалась развития чахотки, но постепенно здоровье Натальи Алексеевны улучшилось. Наконец, в 1776 году при дворе императрицы Екатерины II было объявлено о долгожданной беременности великой княгини.
10 апреля 1776 года в четыре часа утра у великой княгини начались первые боли. При ней находились врач и акушерка. Роды проходили очень тяжело, схватки длились несколько дней, вскоре врачи объявили, что ребёнок мёртв. Младенец не смог появиться на свет естественным путём, а врачи не использовали ни акушерские щипцы, ни кесарево сечение. Ребёнок погиб в утробе и инфицировал организм матери. Екатерина II и Павел находились рядом. «Дело наше весьма плохо идёт, - сообщала Екатерина своему статс-секретарю С.М. Козмину на следующий день, в письме, помеченном 5 часами утра. – Какою дорогой пошёл дитя, чаю, и мать пойдёт…»
Через пять дней мучений в 5 утра 15 апреля 1776 года великая княгиня Наталия Алексеевна скончалась. Екатерина писала:
«Вы можете вообразить, что она должна была выстрадать и мы с нею. У меня сердце истерзалось; я не имела ни минуты отдыха в эти пять дней и не покидала великой княгини ни днём, ни ночью до самой кончины. Она говорила мне: «Вы отличная сиделка». Вообразите моё положение: надо одного утешать, другую ободрять. Я изнемогла и телом и душой…».
Наталья Алексеевна не нравилась императрице, и дипломаты сплетничали, что она не дала врачам спасти невестку. Вскрытие, тем не менее, показало, что роженица страдала дефектом, который не позволил бы ей родить ребёнка естественным путём, и что медицина того времени была бессильна ей помочь.
Фёдор Гавриилович Головкин (10 октября 1766 — 5 мая 1823) — литератор и мемуарист; церемониймейстер при дворе Павла I, в своей книге «Двор и царствование Павла I. Портреты, воспоминания.» описывает этот дефект так:
«Никто тогда не предвидел, что ее карьера скоро кончится, так как никто не знал, что ее мать скрыла то обстоятельство, которое препятствовало ей дать престолу наследника. Мне впоследствии, в Германии, сообщили об этом следующее: принцесса родилась с неестественным наростом хвостца, который увеличивался с ростом и становился весьма тревожным. По этому поводу были спрошены первые хирурги Европы, но безуспешно. Наконец, явился какой-то шарлатан из Брауншвейга, осмотрел ребенка и обещал удалить этот нарост. Он велел изготовить род сиденья из железа и посадил туда бедную крошку с такою силою, что хвостец переломился и провалился во внутрь тела. Девочка чуть не умерла от этой ужасной операции, но хотя ее тогда вылечили, она должна была умереть с выходом замуж; действительно при первых же родах ребенок был остановлен внутренним препятствием, о котором никто не знал и которое нельзя было устранить.»
Но поскольку дело происходило в России, французский дипломат барон Бурре де Корберон сообщал, что никто не поверил официальной версии, и что Потёмкин посещал акушерку великой княгини по фамилии Зорич и передал ей “роковой приказ” императрицы. Официальной же причиной смерти принцессы было названо искривление позвоночника. По некоторым данным, в детстве она страдала горбатостью либо сутулостью, которые исправлялись, по обычаю того времени, жёстким корсетом, что и привело к неправильному расположению костей таким образом, что они препятствовали естественному рождению ребёнка.
Похороны Натальи Алексеевны состоялись 26 апреля 1776 года в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры. Екатерину сопровождали Потёмкин, Завадовский и князь Григорий Орлов. Павел не нашёл в себе сил присутствовать на церемонии и не мог оправиться от потери жены.
Но нужен был наследник престола. Екатерина II, желая поскорее вытравить у него из сердца привязанность к покойной и склонить его к новому браку, прибегла к жестокому средству и показала сыну неопровержимые доказательства, компрометировавшие поведение Натальи Алексеевны. Это была любовная переписка супруги с ближайшим и доверенным другом Павла – Андреем Разумовским, найденная Екатериной в бумагах покойной великой княгини. Вся эта история сильно повлияла на характер Павла, сделав его подозрительным и неуравновешенным (позднее он не доверял ни своей второй жене, ни детям).
Документы скупо освещают потаенную сторону событий 1776 г . – смерть великой княгини, разоблачение Разумовского и его высылку к отцу на Украину, еще меньше – горе и разочарование наследника.